резолюция ОБСЕ

[Satt]

Сообщение от Duck

Я про другие его работы, те что в эмиграции писались.

На Троцкого все большее впечатление производило сходство между режимом
Сталина в СССР и национал-социалистическим режимом Гитлера в Германии.
Пытаясь, правда, отбиться от критиков указанием на отличия социальной базы
обоих режимов (в это он был прав, ибо сохранение частной собственности в
Германии при власти нацистов предопределило ее "правототалитарный вариант",
обусловивший, в свою очередь, целый ряд конкретных особенностей1), Троцкий в
то же время показал многие общие черты власти Сталина и Гитлера.
Особое внимание он обращал на "религию вождя", которая, как он писал,
"так унизительно сближает нынешний советский режим с режимом Гитлера".
Разумеется, при этом ни словом не говорилось о "вождизме" как общей черте
коммунистической власти, о том, что эта самая "религия вождя" зародилась еще
в годы гражданской войны и адресовалась не только Ленину, но и ему самому,
хотя, конечно, без тех зловеще-карикатурных черт, которые она постепенно
приобрела в сталинское время.
Несколько позже, в связи с московскими шоу-процессами 1936-1937 гг.,
была подмечена еще одна весьма важная общая черта сталинизма и гитлеризма,
которая определялась как "психотехника фашизма" - непрерывность,
монолитность и массивность лжи. В этом Троцкий верно уловил одну из базисных
черт пропаганды тоталитарных режимов, которая позже применительно к
Германии, но в то же время с явной экстраполяцией на СССР, была рассмотрена
А.А.Галкиным2.
Л.Д.Троцкий был одним из тех, кто, разумеется, со своих субъективных
позиций, в качестве защитника своей чести и достоинства, своего пршлого и
настоящего, но полностью опираясь на факты и документы, начал разностороннее
разоблачение "кухни" сталинского террора, который в 1936-1937 гг. приобрел
глобальные черты.

Собственно вот, 1935г.

В 1917 году Россия переживала острейший социальный кризис. Но можно
сказать с уверенностью на основании всех уроков истории, что, если бы не
было налицо партии большевиков, неизмеримая революционная энергия масс
израсходовалась бы бесплодно в отдельных взрывах и великие потрясения
закончились бы злейшей контрреволюционной диктатурой. Движущей силой истории
является борьба классов. Однако слепой силы возмущения угнетенному классу
недостаточно. Ему нужна правильная программа, крепкая партия, надежное и
мужественное руководство, - не героев салонной и парламентской фразы, а
революционеров, готовых идти до конца. Таков важнейший из уроков Октябрьской
революции.
Не забудем, однако, что в начале 1917 года большевистская партия вела
за собою лишь незначительное меньшинство трудящихся. Не только в солдатских,
а и в рабочих советах большевистские фракции составляли обычно лишь 1-2%, в
лучшем случае - 5%. Господствующие партии мелкобуржуазной демократии
(меньшевики и так называемые "социалисты-революционеры") вели за собой, по
меньшей мере, 95% рабочих, солдат и крестьян, участвовавших в борьбе.
Большевиков вожди этих партий называли то сектантами, то... агентами
германского кайзера. Но нет, большевики не были сектантами! Все их внимание
было направлено на массы, причем не на верхний только слой, а на самые
глубокие, самые угнетенные миллионы и десятки миллионов, о которых
парламентские болтуны обычно забывают. Именно для того, чтобы повести за
собой пролетариев и полупролетариев города и деревни, большевики считали
необходимым резко отделиться от всех фракций и группировок буржуазии,
начиная с тех фальшивых "социалистов", которые по сути дела состоят агентами
буржуазии.

1937

Чем
больше растут привилегии правящей советской касты, тем более свирепо она
вынуждена подавлять каждый голос критики и оппозиции. Она не может, однако,
открыто карать перед лицом народа своих противников за то, что они требуют
большего равенства и большей свободы. Она вынуждена выдвигать против
оппозиционеров фальшивые обвинения. Для меня было ясно уже с 1927 года, что
бюрократия будет в дальнейшем подбрасывать оппозиции всякого рода чудовищные
преступления, а для того, чтобы правда не прорвалась наружу, будет все
больше и больше душить самостоятельность народных масс. Развивая эти мысли,
я писал 4 марта 1929 г.: "Сталину остается одно: попытаться провести между
официальной партией и оппозицией кровавую черту. Ему необходимо до зарезу
связать оппозицию с покушениями, подготовкой вооруженного восстания и
пр."220 Эти строчки были напечатаны ("Бюллетень оппозиции", номер 1-2) почти
за шесть лет до убийства Кирова221. За эти годы я в десятках статей и в
сотнях писем призывал своих друзей и единомышленников к величайшей
осторожности в отношении провокаторов ГПУ.

1937

Иные люди хотели бы вечно колебаться, чтобы не брать на себя
ответственности. "Почему, - говорят они, - мы должны верить Троцкому больше,
чем Сталину?" Такая постановка вопроса ложна в корне. Слепого доверия
требуют тоталитарные режимы с непогрешимым "вождем" во главе: все равно,
идет ли дело о фашисте Гитлере или о бывшем большевике Сталине. Я не требую
доверия! Я предлагаю проверку. Путь проверки очень прост. Надо создать
следственную комиссию из авторитетных представителей рабочего движения,
научной мысли, юриспруденции, литературы и искусства. Я пользуюсь вашим
митингом, чтобы повторить снова: если эта комиссия признает, что я прямо или
косвенно виновен хотя бы в небольшой части тех чудовищных преступлений,
которые Сталин пытается возложить на меня, - я добровольно отдамся в руки
палачей ГПУ.